Иван Быкович
В некотором царстве, в некотором государстве жил-был царь с царицею; детей у них
не было. Стали они бога молить, чтоб создал им детище во младости на поглядение,
а под старость на прокормление; помолились, легли спать и уснули крепким сном.
Во сне им привиделось, что недалеко от дворца есть тихий пруд, в том пруде
златоперый ерш плавает; коли царица его скушает, сейчас может забеременеть.
Просыпались царь с царицею, кликали к себе мамок и нянек, стали им рассказывать
свой сон. Мамки и няньки так рассудили: что во сне привиделось, то и наяву может
случиться.
Царь призвал рыбаков и строго наказал поймать ерша златоперого. На заре пришли
рыбаки на тихий пруд, закинули сети, и на их счастье с первою ж тонею попался
златоперый ерш. Вынули его, принесли во дворец; как увидала царица, не могла на
месте усидеть, скоро к рыбакам подбегала, за руки хватала, большой казной
награждала; после позвала свою любимую кухарку и отдавала ей ерша златоперого с
рук на руки: "На, приготовь к обеду, да смотри, чтобы никто до него не
дотронулся".
Кухарка вычистила ерша, вымыла и сварила, помои на двор выставила; по двору
ходила корова, те помои выпила; рыбку съела царица, а посуду кухарка подлизала.
И вот разом забрюхатели: и царица, и ее любимая кухарка, и корова, и разрешились
все в одно время тремя сыновьями: у царицы родился Иван-царевич, у кухарки -
Иван кухаркин сын, у коровы Иван Быкович.
Стали ребятки расти не по дням, а по часам, как хорошее тесто на опаре
поднимается, так и они вверх тянутся. Все три мо'лодца на одно лицо удались, и
признать нельзя было, кто из них дитя царское, кто - кухаркино и кто от коровы
народился. Только по тому и различали их: как воротятся с гулянья, Иван-царевич
просит белье переменить, кухаркин сын норовит съесть что-нибудь, а Иван Быкович
прямо на отдых ложится. По десятому году пришли они к царю и говорят: "Любезный
наш батюшка! Сделай нам железную палку в пятьдесят пудов". Царь приказал своим
кузнецам сковать железную палку в пятьдесят пудов; те принялись за работу и в
неделю сделали. Никто палки за один край приподнять не может, а Иван-царевич, да
Иван кухаркин сын, да Иван Быкович между пальцами ее повертывают, словно перо
гусиное.
Вышли они на широкий царский двор. "Ну, братцы, - говорит Иван-царевич, -
давайте силу пробовать: кому быть бо'льшим братом". - "Ладно, - отвечал Иван
Быкович, - бери палку и бей нас по плечам". Иван-царевич взял железную палку,
ударил Ивана кухаркина сына да Ивана Быковича по плечам и вбил того и другого по
колена в землю. Иван кухаркин сын ударил - вбил Ивана-царевича да Ивана Быковича
по самую грудь в землю; а Иван Быкович ударил - вбил обоих братьев по самую шею.
"Давайте, - говорит царевич, - еще силу попытаем: станем бросать железную палку
кверху; кто выше забросит - тот будет больший брат". - "Ну что ж, бросай ты!"
Иван-царевич бросил - палка через четверть часа назад упала, Иван кухаркин сын
бросил - палка через полчаса упала, а Иван Быкович бросил - только через час
воротилась. "Ну, Иван Быкович! Будь ты большой брат".
После того пошли они гулять по' саду и нашли громадный камень. "Ишь какой
камень! Нельзя ль его с места сдвинуть?" - сказал Иван-царевич, уперся в него
руками, возился-возился - нет, не берет сила; попробовал Иван кухаркин сын -
камень чуть-чуть подвинулся. Говорит им Иван Быкович: "Мелко же вы плаваете!
Постойте, я попробую". Подошел к камню да как двинет его ногою - камень ажно
загудел, покатился на другую сторону сада и переломал много всяких деревьев. Под
тем камнем подвал открылся, в подвале стоят три коня богатырские, по стенам
висит сбруя ратная: есть на чем добрым мо'лодцам разгуляться! Тотчас побежали
они к царю и стали проситься: "Государь батюшка! Благослови нас в чужие земли
ехать, самим на людей посмотреть, себя в людях показать". Царь их благословил,
на дорогу казной наградил; они с царем простились, сели на богатырских коней и в
путь-дорогу пустились.
Ехали по долам, по горам, по зеленым лугам, и приехали в дремучий лес; в том
лесу стоит избушка на курячьих ножках, на бараньих рожках, когда надо -
повертывается. "Избушка, избушка, повернись к нам передо'м, к лесу задо'м; нам в
тебя лезти, хлеба-соли ести". Избушка повернулась. Добрые молодцы входят в
избушку - на печке лежит баба-яга костяная нога, из угла в угол, нос в потолок.
"Фу-фу-фу! Прежде русского духу слыхом не слыхано, видом не видано; нынче
русский дух на ложку садится, сам в рот кати'тся". - "Эй, старуха, не бранись,
слезь-ка с печки да на лавочку садись. Спроси: куда едем мы? Я добренько скажу".
Баба-яга слезла с печки, подходила к Ивану Быковичу близко, кланялась ему низко:
"Здравствуй, батюшка Иван Быкович! Куда едешь, куда путь держишь?" - "Едем мы,
бабушка, на' реку Смородину, на калиновый мост; слышал я, что там не одно чудо-
юдо живет". - "Ай да Ванюша! За дело хватился; ведь они, злодеи, всех
приполонили, всех разорили, ближние царства шаром покатили".
Братья переночевали у бабы-яги, поутру рано встали и отправились в путь-дорогу.
Приезжают к реке Смородине; по всему берегу лежат кости человеческие, по колено
будет навалено! Увидали они избушку, вошли в нее - пустехонька, и вздумали тут
остановиться. Пришло дело к вечеру. Говорит Иван Быкович: "Братцы! Мы заехали в
чужедальную сторону, надо жить нам с осторожкою; давайте по очереди на дозор
ходить". Кинули жеребий - доставалось первую ночь сторожить Ивану-царевичу,
другую - Ивану кухаркину сыну, а третью - Ивану Быковичу.
Отправился Иван-царевич на дозор, залез в кусты и крепко заснул. Иван Быкович на
него не понадеялся; как пошло время за' полночь - он тотчас готов был, взял с
собой щит и меч, вышел и стал под калиновый мост. Вдруг на реке воды
взволновалися, на дубах орлы закричали - выезжает чудо-юдо шестиглавое; под ним
конь споткнулся, черный ворон на плече встрепенулся, позади хорт[[1 - Хорт -
собака, пес (Ред.).]] ощетинился. Говорит чудо-юдо шестиглавое: "Что ты, собачье
мясо, спотыкаешься, ты, воронье перо, трепещешься, а ты, песья шерсть,
ощетинилась? Аль вы думаете, что Иван Быкович здесь? Так он, добрый мо'лодец,
еще не родился, а коли родился - так на войну не сгодился: я его на одну руку
посажу, другой прихлопну - только мокре'нько будет!"
Выскочил Иван Быкович: "Не хвались, нечистая сила! Не поймав ясна сокола, рано
перья щипать; не отведав добра мо'лодца, нечего хулить его. А давай лучше силы
пробовать: кто одолеет, тот и похвалится". Вот сошлись они - поравнялись, так
жестоко ударились, что кругом земля простонала. Чуду-юду не посчастливилось:
Иван Быкович с одного размаху сшиб ему три головы. "Стой, Иван Быкович! Дай мне
роздыху". - "Что за роздых! У тебя, нечистая сила, три головы, у меня всего
одна; вот как будет у тебя одна голова, тогда и отдыхать станем". Снова они
сошлись, снова ударились; Иван Быкович отрубил чуду-юду и последние головы, взял
туловище - рассек на мелкие части и побросал в реку Смородину, а шесть голов под
калиновый мост сложил. Сам в избушку вернулся. Поутру приходит Иван-царевич. "Ну
что, не видал ли чего?" - "Нет, братцы, мимо меня и муха не пролетала".
На другую ночь отправился на дозор Иван кухаркин сын, забрался в кусты и заснул.
Иван Быкович на него не понадеялся; как пошло время за' полночь - он тотчас
снарядился, взял с собой щит и меч, вышел и стал под калиновый мост. Вдруг на
реке воды взволновалися, на дубах орлы раскричалися - выезжает чудо-юдо
девятиглавое; под ним конь споткнулся, черный ворон на плече встрепенулся,
позади хорт ощетинился. Чудо-юдо коня по бедрам, во'рона по перьям, хорта по
ушам: "Что ты, собачье мясо, спотыкаешься, ты, воронье перо, трепещешься, ты,
песья шерсть, щетинишься? Аль вы думаете, что Иван Быкович здесь? Так он еще не
родился, а коли родился - так на войну не сгодился: я его одним пальцем убью!"
Выскочил Иван Быкович: "Погоди - не хвались, прежде богу помолись, руки умой да
за дело примись! Еще неведомо - чья возьмет!" Как махнет богатырь своим острым
мечом раз-два, так и снес у нечистой силы шесть голов; а чудо-юдо ударил - по
колена его в сыру землю вогнал. Иван Быкович захватил горсть земли и бросил
своему супротивнику прямо в очи. Пока чудо-юдо протирал свои глазища, богатырь
срубил ему и остальные головы, взял туловище - рассек на мелкие части и побросал
в реку Смородину, а девять голов под калиновый мост сложил. Наутро приходит Иван
кухаркин сын. "Что, брат, не видал ли за' ночь чего?" - "Нет, возле меня ни одна
муха не пролетала, ни один комар не пищал!" Иван Быкович повел братьев под
калиновый мост, показал им на мертвые головы и стал стыдить: "Эх вы, сони; где
вам воевать? Вам бы дома на печи лежать".
На третью ночь собирается на дозор идти Иван Быкович; взял белое полотенце,
повесил на стенку, а под ним на полу миску поставил и говорит братьям: "Я на
страшный бой иду; а вы, братцы, всю ночь не спите да присматривайтесь, как будет
с полотенца кровь течь: если половина миски набежит - ладно дело, если полна
миска набежит - все ничего, а если через край польет - тотчас спускайте с цепей
моего богатырского коня и сами спешите на помочь мне".
Вот стоит Иван Быкович под калиновым мостом; пошло время за' полночь, на реке
воды взволновалися, на дубах орлы раскричалися - выезжает чудо-юдо
двенадцатиглавое; конь у него о двенадцати крылах, шерсть у коня серебряная,
хвост и грива - золотые. Едет чудо-юдо; вдруг под ним конь споткнулся, черный
ворон на плече встрепенулся, позади хорт ощетинился. Чудо-юдо коня по бедрам,
во'рона по перьям, хорта по ушам: "Что ты, собачье мясо, спотыкаешься, ты,
воронье перо, трепещешься, ты, песья шерсть, щетинишься? Аль вы думаете, что
Иван Быкович здесь? Так он еще не родился, а коли родился - так на войну не
сгодился; я только дуну - его и праху не останется!"
Выскочил Иван Быкович: "Погоди - не хвались, прежде богу помолись!" - "А, ты
здесь! Зачем пришел?" - "На тебя, нечистая сила, посмотреть, твоей крепости
испробовать". - "Куда тебе мою крепость пробовать? Ты муха передо мной!"
Отвечает Иван Быкович: "Я пришел с тобой не сказки рассказывать, а насмерть
воевать". Размахнулся своим острым мечом и срубил чуду-юду три головы. Чудо-юдо
подхватил эти головы, черкнул по ним своим огненным пальцем - и тотчас все
головы приросли, будто и с плеч не падали! Плохо пришлось Ивану Быковичу; чудо-
юдо стал одолевать его, по колена вогнал в сыру землю. "Стой, нечистая сила!
Цари-короли сражаются, и те замиренье делают; а мы с тобой ужли будем воевать
без роздыху? Дай мне роздыху хоть до трех раз".
Чудо-юдо согласился; Иван Быкович снял правую рукавицу и пустил в избушку.
Рукавица все окна побила, а его братья спят, ничего не слышат. В другой раз
размахнулся Иван Быкович сильней прежнего и срубил чуду-юду шесть голов; чудо-
юдо подхватил их, черкнул огненным пальцем - и опять все головы на местах, а
Ивана Быковича забил он по' пояс в сыру землю. Запросил богатырь роздыху, снял
левую рукавицу и пустил в избушку. Рукавица крышу пробила, а братья всё спят,
ничего не слышат. В третий раз размахнулся он еще сильнее и срубил чуду-юду
девять голов; чудо-юдо подхватил их, черкнул огненным пальцем - головы опять
приросли, а Ивана Быковича вогнал он в сыру землю по самые плечи. Иван Быкович
запросил роздыху, снял с себя шляпу и пустил в избушку; от того удара избушка
развалилася, вся по бревнам раскатилася.
Тут только братья проснулись, глянули - кровь из миски через край льется, а
богатырский конь громко ржет да с цепей рвется. Бросились они на конюшню,
спустили коня, а следом за ним и сами на помочь спешат. "А! - говорит чудо-юдо,
- ты обманом живешь; у тебя помочь есть". Богатырский конь прибежал, начал бить
его копытами; а Иван Быкович тем временем вылез из земли, приловчился и отсек
чуду-юду огненный палец. После того давай рубить ему головы, сшиб все до единой,
туловище на мелкие части разнял и побросал все в реку Смородину. Прибегают
братья. "Эй вы, сони! - говорит Иван Быкович. - Из-за вашего сна я чуть-чуть
головой не поплатился".
Поутру ранешенько вышел Иван Быкович в чистое поле, ударился оземь и сделался
воробышком, прилетел к белокаменным палатам и сел у открытого окошечка. Увидала
его старая ведьма, посыпала зернышков и стала сказывать: "Воробышек-воробей! Ты
прилетел зернышков покушать, моего горя послушать. Насмеялся надо мной Иван
Быкович, всех зятьев моих извел". - "Не горюй, матушка! Мы ему за все отплатим",
- говорят чудо-юдовы жены. "Вот я, - говорит меньшая, - напущу голод, сама выйду
на дорогу да сделаюсь яблоней с золотыми и серебряными яблочками: кто яблочко
сорвет - тот сейчас лопнет". - "А я, - говорит середняя, - напущу жажду, сама
сделаюсь колодезем; на воде будут две чаши плавать: одна золотая, другая
серебряная; кто за чашу возьмется - того я утоплю". - "А я, - говорит старшая, -
сон напущу, а сама перекинусь золотой кроваткою; кто на кроватке ляжет - тот
огнем сгорит".
Иван Быкович выслушал эти речи, полетел назад, ударился оземь и стал по-прежнему
добрым молодцем. Собрались три брата и поехали домой. Едут они дорогою, голод их
сильно мучает, а есть нечего. Глядь - стоит яблоня с золотыми и серебряными
яблочками; Иван-царевич да Иван кухаркин сын пустились было яблочки рвать, да
Иван Быкович наперед заскакал и давай рубить яблоню крест-накрест - только кровь
брызжет! То же сделал он и с колодезем и с золотою кроваткою. Сгибли чудо-юдовы
жены. Как проведала о том старая ведьма, нарядилась нищенкой, выбежала на дорогу
и стоит с котомкою. Едет Иван Быкович с братьями; она протянула руку и стала
просить милостыни.
Говорит царевич Ивану Быковичу: "Братец! Разве у нашего батюшки мало золотой
казны? Подай этой нищенке святую милостыню". Иван Быкович вынул червонец и
подает старухе; она не берется за деньги, а берет его за руку и вмиг с ним
исчезла. Братья оглянулись - нет ни старухи, ни Ивана Быковича, и со страху
поскакали домой, хвосты поджавши.
А ведьма утащила Ивана Быковича в подземелье и привела к своему мужу - старому
старику: "На' тебе, - говорит, - нашего погубителя!" Старик лежит на железной
кровати, ничего не видит: длинные ресницы и густые брови совсем глаза закрывают.
Позвал он двенадцать могучих богатырей и стал им приказывать: "Возьмите-ка вилы
железные, подымите мои брови и ресницы черные, я погляжу, что он за птица, что
убил моих сыновей?" Богатыри подняли ему брови и ресницы вилами; старик
взглянул: "Ай да молодец Ванюша! Дак это ты взял смелость с моими детьми
управиться! Что ж мне с тобою делать?" - "Твоя воля, что хочешь, то и делай; я
на все готов". - "Ну да что много толковать, ведь детей не поднять; сослужи-ка
мне лучше службу: съезди в невиданное царство, в небывалое государство и достань
мне царицу золотые кудри; я хочу на ней жениться".
Иван Быкович про себя подумал: "Куда тебе, старому черту, жениться, разве мне,
мо'лодцу!" А старуха взбесилась, навязала камень на шею, бултых в воду и
утопилась. "Вот тебе, Ванюша, дубинка, - говорит старик, - ступай ты к такому-то
дубу, стукни в него три раза дубинкою и скажи: выйди, корабль! выйди, корабль!
выйди, корабль! Как выйдет к тебе корабль, в то самое время отдай дубу трижды
приказ, чтобы он затворился; да смотри не забудь! Если этого не сделаешь,
причинишь мне обиду великую". Иван Быкович пришел к дубу, ударяет в него
дубинкою бессчетное число раз и приказывает: "Все, что есть, выходи!" Вышел
первый корабль; Иван Быкович сел в него, крикнул: "Все за мной!" - и поехал в
путь-дорогу. Отъехав немного, оглянулся назад - и видит: сила несметная кораблей
и лодок! Все его хвалят, все благодарят.
Подъезжает к нему старичок в лодке: "Батюшка Иван Быкович, много лет тебе
здравствовать! Прими меня в товарищи". - "А ты что умеешь?" - "Умею, батюшка,
хлеб есть". Иван Быкович сказал: "Фу, про'пасть! Я и сам на это горазд; однако
садись на корабль, я добрым товарищам рад". Подъезжает в лодке другой старичок:
"Здравствуй, Иван Быкович! Возьми меня с собой". - "А ты что умеешь?" - "Умею,
батюшка, вино-пиво пить". - "Нехитрая наука! Ну да полезай на корабль".
Подъезжает третий старичок: "Здравствуй, Иван Быкович! Возьми и меня". -
"Говори: что умеешь?" - "Я, батюшка, умею в бане париться". - "Фу, лихая те
побери! Эки, подумаешь, мудрецы!" Взял на корабль и этого; а тут еще лодка
подъехала; говорит четвертый старичок: "Много лет здравствовать, Иван Быкович!
Прими меня в товарищи". - "Да ты кто такой?" - "Я, батюшка, звездочет". - "Ну,
уж на это я не горазд; будь моим товарищем". Принял четвертого, просится пятый
старичок. "Прах вас возьми! Куды мне с вами деваться? Сказывай скорей: что
умеешь?" - "Я, батюшка, умею ершом плавать". - "Ну, милости просим!"
Вот поехали они за царицей золотые кудри. Приезжают в невиданное царство,
небывалое государство; а там уже давно сведали, что Иван Быкович будет, и целые
три месяца хлеб пекли, вино курили, пиво варили. Увидал Иван Быкович несчетное
число возов хлеба да столько же бочек вина и пива; удивляется и спрашивает: "Что
б это значило?" - "Это все для тебя наготовлено". - "Фу, про'пасть! Да мне
столько в целый год не съесть, не выпить". Тут вспомнил Иван Быкович про своих
товарищей и стал вызывать: "Эй вы, старички-молодцы! Кто из вас пить-есть
разумеет?" Отзываются Объедайло да Опивайло: "Мы, батюшка! Наше дело ребячье". -
"А ну, принимайтесь за работу!" Подбежал один старик, начал хлеб поедать: разом
в рот кидает не то что караваями, а целыми возами. Все приел и ну кричать: "Мало
хлеба; давайте еще!" Подбежал другой старик, начал пиво-вино пить, всё выпил и
бочки проглотил: "Мало! - кричит. - Подавайте еще!" Засуетилась прислуга,
бросилась к царице с докладом, что ни хлеба, ни вина недостало.
А царица золотые кудри приказала вести Ивана Быковича в баню париться. Та баня
топилась три месяца и так накалена была, что за пять верст нельзя было подойти к
ней. Стали звать Ивана Быковича в баню париться; он увидал, что от бани огнем
пышет, и говорит: "Что вы, с ума сошли? Да я сгорю там!" Тут ему опять
вспомнилось: "Ведь со мной товарищи есть! Эй вы, старички-молодцы! Кто из вас
умеет в бане париться?" Подбежал старик: "Я, батюшка! Мое дело ребячье". Живо
вскочил в баню, в угол дунул, в другой плюнул - вся баня остыла, а в углах снег
лежит. "Ох, батюшки, замерз, топите еще три года!" - кричит старик что есть
мочи. Бросилась прислуга с докладом, что баня совсем замерзла; а Иван Быкович
стал требовать, чтоб ему царицу золотые кудри выдали. Царица сама к нему вышла,
подала свою белую руку, села на корабль и поехала.
Вот плывут они день и другой; вдруг ей сделалось грустно, тяжко - ударила себя в
грудь, оборотилась звездой и улетела на' небо. "Ну, - говорит Иван Быкович, -
совсем пропала!" Потом вспомнил: "Ах, ведь у меня есть товарищи. Эй, старички-
молодцы! Кто из вас звездочет?" - "Я, батюшка! Мое дело ребячье", - отвечал
старик, ударился оземь, сделался сам звездою, полетел на' небо и стал считать
звезды; одну нашел лишнюю и ну толкать ее! Сорвалась звездочка с своего места,
быстро покатилась по небу, упала на корабль и обернулась царицею золотые кудри.
Опять едут день, едут другой; нашла на царицу грусть-тоска, ударила себя в
грудь, оборотилась щукою и поплыла в море. "Ну, теперь пропала!" - думает Иван
Быкович, да вспомнил про последнего старичка и стал его спрашивать: "Ты, что ль,
горазд ершом плавать?" - "Я, батюшка, мое дело ребячье!" - ударился оземь,
оборотился ершом, поплыл в море за щукою и давай ее под бока колоть. Щука
выскочила на корабль и опять сделалась царицею золотые кудри. Тут старички с
Иваном Быковичем распростились, по своим домам пустились; а он поехал к чудо-
юдову отцу.
Приехал к нему с царицею золотые кудри; тот позвал двенадцать могучих богатырей,
велел принести вилы железные и поднять ему брови и ресницы черные. Глянул на
царицу и говорит: "Ай да Ванюша! Молодец! Теперь я тебя прощу, на белый свет
отпущу". - "Нет, погоди, - отвечает Иван Быкович, - не подумавши сказал!" - "А
что?" - "Да у меня приготовлена яма глубокая, через яму лежит жердочка; кто по
жердочке пройдет, тот за себя и царицу возьмет". - "Ладно, Ванюша! Ступай ты
наперед". Иван Быкович пошел по жердочке, а царица золотые кудри про себя
говорит: "Легче пуху лебединого пройди!" Иван Быкович прошел - и жердочка не
погнулась; а старый старик пошел - только на середину ступил, так и полетел в
яму.
Иван Быкович взял царицу золотые кудри и воротился домой; скоро они обвенчались
и задали пир на весь мир. Иван Быкович сидит за столом да своим братьям
похваляется: "Хоть долго я воевал, да молодую жену достал! А вы, братцы,
садитесь-ка на печи да гложите кирпичи!" На том пиру и я был, мед-вино пил, по
усам текло, да в рот не попало; тут меня угощали: отняли лоханку от быка да
налили молока; потом дали калача, в ту ж лоханку помоча'. Я не пил, не ел,
вздумал утираться, со мной стали драться; я надел колпак, стали в шею толкать!
