Ивашко и ведьма
* * *
Жил себе дед да баба, у них был один сыночек Ивашечко; они его так-то уж любили,
что и сказать нельзя! Вот просит Ивашечко у отца и матери: "Пустите меня, я
поеду рыбку ловить". - "Куда тебе! Ты еще мал, пожалуй, утонешь, чего доброго!"
- "Нет, не утону; я буду вам рыбку ловить: пустите!" Баба надела на него белую
рубашечку, красным поясом подпоясала и отпустила Ивашечка.
Вот он сел в лодку и говорит:
Чо'вник, чо'вник, плыви дальшенько!
Чо'вник, чо'вник, плыви дальшенько!
Челнок поплыл далеко-далеко, а Ивашко стал ловить рыбку. Прошло мало ли, много
ли времени, притащилась баба на' берег и зовет своего сынка:
Ивашечко, Ивашечко, мой сыночек!
Приплынь, приплынь на бережочек;
Я тебе есть и пить принесла.
А Ивашко говорит:
Чо'вник, чо'вник, плыви к бережку:
То меня матинька зовет.
Челнок приплыл к бережку; баба забрала рыбу, накормила-напоила своего сына,
переменила ему рубашечку и поясок и отпустила опять ловить рыбку.
Вот он сел в лодочку и говорит:
Чо'вник, чо'вник, плыви дальшенько!
Чо'вник, чо'вник, плыви дальшенько!
Челнок поплыл далеко-далеко, а Ивашко стал ловить рыбку. Прошло мало ли, много
ли времени, притащился дед на' берег и зовет своего сынка:
Ивашечко, Ивашечко, мой сыночек!
Приплынь, приплынь на бережочек;
Я тебе есть и пить принес.
А Ивашко:
Чо'вник, чо'вник, плыви к бережку:
То меня батинька зовет.
Челнок приплыл к бережку; дед забрал рыбу, накормил-напоил сынка, переменил ему
рубашечку и поясок и отпустил опять ловить рыбку.
Ведьма[[1 - Некоторые сказочники заменяют в этой сказке слово "ведьма" - словом
"змея".]] слышала, как дед и баба призывали Ивашку, и захотелось ей овладать
мальчиком. Вот приходит она на' берег и кричит хриплым голосом:
Ивашечко, Ивашечко, мой сыночек!
Приплынь, приплынь на бережочек;
Я тебе есть и пить принесла.
Ивашко слышит, что это голос не его матери, а голос ведьмы, и поет:
Чо'вник, чо'вник, плыви дальшенько,
Чо'вник, чо'вник, плыви дальшенько:
То меня не мать зовет, то меня ведьма зовет.
Ведьма увидела, что надобно звать Ивашку тем же голосом, каким его мать зовет,
побежала к кузнецу и просит его: "Ковалику[[2 - Коваль - кузнец; ковать,
подкова.]], ковалику! Скуй мне такой тонесенький голосок, как у Ивашкиной
матери; а то я тебя съем!" Коваль сковал ей такой голосок, как у Ивашкиной
матери. Вот ведьма пришла ночью на бережок и поет:
Ивашечко, Ивашечко, мой сыночек!
Приплынь, приплынь на бережочек;
Я тебе есть и пить принесла.
Ивашко приплыл; она рыбу забрала, его самого схватила и унесла к себе. Пришла
домой и заставляет свою дочь Аленку: "Истопи печь пожарче да сжарь хорошенько
Ивашку, а я пойду соберу гостей - моих приятелей". Вот Аленка истопила печь
жарко-жарко и говорит Ивашке: "Ступай, садись на лопату!" - "Я еще мал и глуп, -
отвечает Ивашко, - я ничего еще не умею - не разумею; поучи меня, как надо сесть
на лопату". - "Хорошо, - говорит Аленка, - поучить недолго!" - и только села она
на лопату, Ивашко так и барахнул ее в печь и закрыл заслонкой, а сам вышел из
хаты, запер двери и влез на высокий-высокий дуб.
Ведьма приходит с гостями и стучится в хату; никто не отворяет ей дверей. "Ах,
проклятая Аленка! Верно, ушла куда-нибудь играть". Влезла ведьма в окно,
отворила двери и впустила гостей; все уселись за стол, а ведьма открыла
заслонку, достала жареную Аленку - и на стол: ели-ели, пили-пили и вышли на двор
и стали валяться на траве. "Покатюся, повалюся, Ивашкина мясца наевшись! -
кричит ведьма. - Покатюся, повалюся, Ивашкина мясца наевшись!" А Ивашко
переговаривает ее с верху дуба: "Покатайся, поваляйся, Аленкина мясца наевшись!"
- "Мне что-то послышалось", - говорит ведьма. "Это листья шумят!" Опять ведьма
говорит: "Покатюся, повалюся, Ивашкина мясца наевшись!", а Ивашко свое:
"Покатися, повалися, Аленкина мясца наевшись!" Ведьма посмотрела вверх и увидела
Ивашку; бросилась она грызть дуб - тот самый, где сидел Ивашко, грызла, грызла,
грызла - два передних зуба выломала и побежала в кузню. Прибежала и говорит:
"Ковалику, ковалику! Скуй мне железные зубы, а не то я тебя съем!" Коваль сковал
ей два железных зуба.
Воротилась ведьма и стала опять грызть дуб; грызла, грызла, и только что
перегрызла, как Ивашко взял да и перескочил на другой, соседний дуб, а тот, что
ведьма перегрызла, рухнул наземь. Ведьма видит, что Ивашко сидит уже на другом
дубе, заскрипела от злости зубами и принялась снова грызть дерево; грызла,
грызла, грызла - два нижних зуба выломала и побежала в кузню. Прибежала и
говорит: "Ковалику, ковалику! Скуй мне железные зубы, а не то я тебя съем!"
Коваль сковал ей еще два железных зуба. Воротилась ведьма и стала опять грызть
дуб. Ивашко не знает, что ему и делать теперь; смотрит: летят гуси-лебеди; он и
просит их:
Гуси мои, лебедята,
Возьмите меня на крылята,
Понесите меня до батиньки, до матиньки;
У батиньки, у матиньки
Пити-ести, хорошо ходити!
"Пущай тебе середине во'зьмут", - говорят птицы. Ивашко ждет; летит другое
стадо, он опять просит:
Гуси мои, лебедята,
Возьмите меня на крылята,
Понесите меня до батиньки, до матиньки;
У батиньки, у матиньки
Пити-ести, хорошо ходити!
"Пущай тебя задние во'зьмуть". Ивашко опять ждет; летит третье стадо, он просит:
Гуси мои, лебедята,
Возьмите меня на крылята,
Понесите меня до батиньки, до матиньки;
У батиньки, у матиньки
Пити-ести, хорошо ходити!
Гуси-лебеди подхватили его и понесли домой, прилетели к хате и посадили Ивашку
на чердак.
Рано поутру баба собралась печь блины, печет, а сама вспоминает сынка: "Где-то
мой Ивашечко? Хоть бы во сне его увидать!" А дед говорит: "Мне снилось, будто
гуси-лебеди принесли нашего Ивашку на своих крыльях". Напекла баба блинов и
говорит: "Ну, старик, давай делить блины: это - тебе, дед, это - мне; это -
тебе, дед, это - мне..." - "А мне нема!" - отзывается Ивашко. "Это - тебе, дед,
это - мне..." - "А мне нема!" - "А ну, старик, - говорит баба, - посмотри, щось
там таке'?" Дед полез на чердак и достал оттуда Ивашку. Дед и баба обрадовались,
расспросили сына обо всем, обо всем и стали вместе жить да поживать да добра
наживать.
* * *
Быв сабе дед да баба, да у их не было детей. Во баба и ка'жа деду: "Иди, деду, у
лес, да вырубай тельпушок[[3 - Чурбан.]], да зраби калисочку[[4 - Люльку,
колыбель.]], я буду таго тельпушка калыхать[[5 - Качать.]], чи не будя чаго?"
Дед зрабив так, як казала баба. Во баба калыша тельпушок да й припевая:
Люли, люли, тельпешику.
Зварю тебе кулешику -
И ячнага, и смачнага,
Явсянага, прасянага.
Глядить баба, аж у тельпушка ноги ёсть; баба зрадовалась да давай изнова петь, и
спева' до тых пор, покуль из таго тельпушка зрабилось дитя. Рады были баба и
дед, што дав им бог радасть на старасть, и не знали, што рабить свайму дитяти.
Расте той сын да расте; уже начав рыбку лавить и памагать батьку. Во и кажа:
"Тату[[6 - Отец.]]! Зраби мини серебный чавнок да залате веселе'чко". Батько
зрабив; сын начав лавить рыбу и як паедя, так целый день ловя. Во матка принясе
яму абедать або вечерять[[7 - Ужинать.]] да и кличе:
Иванька-сынок,
Серебный чавнок,
Залате веселечко,
Едь ко мне, мое сердечко!
Пачувши маткин голас, сын приезжая к берягу, бяре яду'[[8 - Еда, яства.]], аддае
матке рыбу, а сам изнова едя.
Ти[[9 - Вместо чи - частица, соответствующая ли, или: "много ли, мало ли"]]
мала, ти багата[[10 - Много.]] ета так было - ведьма, што жила в саседнем селе и
знакома была с Иванькиными радитилями, пазавидавала и задумала загубить бабинага
сына: пригатовила абедать ти вечерять да и пашла на ряку и давай гукать[[11 -
Звать.]] так, як Иванькина матка гукала яго. Иванька, пачувши яе голас, бо быв
грубый, а у матки яго тоненький, да и кажа: "Ета не матка мяне заве, а ведьма!"
Ведьма рассярдилась, пашла да каваля да и загадала зрабить такий язычек, як у
Иванькиной матки; приходя знова на ряку да и давай звать яго. Ён думав, што то
матка, приплыв к берягу. Яна яго ухватила да и панясла дамов; а ён не разглядав,
як падъезжав, бо было тёмна.
Ведьма принясла Иваньку дамов да и кажа сваей дацце'[[12 - Дочери.]] Алёнце:
"Дачушечка мая! Вазьми сяго хлопчика, абмый да, вытапивши печь, укинь, и як ён
зжарицца, пареж и пастав на стале, а я пайду да пазаву ку'мачек сваих; придем да
и будем гулять". Иванька ета все чув. Ведьма пашла. Дачка' зраби, як казала
матка, да, взятши лапату, што хлеб сажають, и кажа: "Ивашка, ляж на лапату, я
тябе пакалышу[[13 - Покачаю.]]". Иванька лег, да паперёк; Алёнка хатела укинуть
яго у печ, да, бача, што ён лег не так, кажа: "Сядь удовж[[14 - Вдоль.]]!" Ён
кажа: "Пакажи мне, я не знаю, як треба[[15 - Надо.]] лечь". Алёнка здура да и
лягла, а Ивашка бурхеть[[16 - Вкинул, вбросил быстро.]] яе у печь! Во яна там и
апреглась[[17 - Изжарилась. Опрягать - жарить.]]. Ивашка, выняв яе, зрабив так,
як матка вялела зрабить з им, а сам пашов за горад, да и сев на явар, да и
сядить. Ведьма, сабравши сваих ку'мак, пришла да и давай пить да гулять да тым
мясам закусывать. Яна и не думала, штоб ета была Алёнина; яна думала, што дачка'
пригатовила кушания да пашла гулять да падружак.
Паеда'вши харашенька таго мяса и правадивши ку'мачек сваих, ведьма пашла на тоя
места, где стаяв явар, што сядев Иванька, да давай качацца да пригаваривать:
"Пакачуся, павалюся, Иванькинага мяса наевшись!" А ён и кажа: "А трясцы[[18 - А
чтоб тебя лихоманка!]] - Алёнкинага!" Яна, як пабачила яго, дагадалась, пабегла
дамов, взяла тапор, да, прибегши, давай рубать явар; тапор переламився. Во яна
пабегла да каваля да и приказала зрабить два возы тапаров; ён зрабив. Яна
привезла их туда да давай рубить явар; рубая да рубая, а тапары все ламаюцца, бо
явар быв грубый; аднак явар начав шатацца на корне и як[[19 - Чуть.]] не упаде.
Глядить Иванька, аж лятить ста'да гусей; во ён и начав прасить их:
Гуси, гуси, лебедята!
Вазьмить мяне на крылята,
Панесить мяне к аццу, к матке;
Будя вам ести и пити
И харашо хадити!
Во тые гуси и гаворют: "Нехай[[20 - Пускай.]] тябе другии во'зьмут!" Лятять
другии, ён начав прасить; яны сказали, штоб яго третьи взяли. Лятять и третьи;
тые сказали, што яго гусак узяв, што лятить адзаду[[21 - Позади.]]. Лятить той
гусак, ён начав прасить; той гусак ухватив и панес яго. Явар упав, а ведьма ад
злосци, што не папала в сваи руки Иваньку, стала рвацца, метацца, плакать, да
асталась с та'ким. А гусак панес Иваньку в тоя сяло, где радитили; принесши, сев
з им на крышу. Во Иванька и став прислухацца у комен[[22 - Комен - передняя
часть печи для выхода дыму.]], што у хати делаецца. В ета время Ивашкины
радитили абедали и плакали по ём; во ён и кажа: "Не плачьте, батюшка и матушка!
Я тут". Яны, пачувши голас яго, выбягли на двор, зняли с крыши и вельми были
рады, што нашли сына свайго. Ён разказав им все, што было. Гусака таго яны стали
харашо кармить и паить; стали жить да паживать да добры мысли мать. Ти мала, ти
багата паживши, радитили Иванькины памерли, а он и тяперь живе да хлеб жуе,
рыбку ловя да добрых людей кормя; и гусак тей з ним. Я сам у Ивашки -
надовесь[[23 - Намедни.]] ён свадьбу гуляв - а на той свадьбе скакав, мед-вино
пив, в роте не было, а па бараде тякло.
* * *
Як був собі дід да баба, а у їх мале'нький синок Івашко. Довго просив Івашко
батька, щоб він зробив йому човничок да пустив плавать по озеру; да все Івашко
був малий, його боялись пустить одного. А як Івашко підріс, уже минув йому
десятий год, тоді батько зробив човничок, а мати пішла з Івашком до озера,
опустила його на воду і обіщалась навідувать всякий тиждень[[24 - Неделю.]].
Бувало, як наступить п'ятінка[[25 - Пятница.]], мати прийде к берегу і заспіває:
"Івашечку, Івашечку! Приплинь, приплинь до бережка; бо я тобі принесла їсти-пити
і сороченьку біле'нькую". Івашко скаже човничку: "Пливи, пливи, човничку, до
бережка; це моя мати!" Човничок припливе, мати дасть синку їсти-пити, надіне на
його біле'ньку сорочку і оп'ять одпустить човничок в воду.
Так вона навіщала Івашка, а відьма усе чула, ховавшись у кустах біля того міста,
куди припливав човничок. Відьма хотіла з'їсти Івашка, і на другу п'ятницю
прийшла раньше матери Івашкиної і заспівала: "Івашечку, Івашечку! Приплинь,
приплинь до бережка; бо я тобі принесла їсти-пити і сороченьку біле'нькую". Да
заспівала грубим голосом, так що Івашко узнав не материнський голос і каже
човничку: "Пливи, пливи од бережка, бо це прийшла не моя мати". Човничок одплив.
Тоді відьма побігла до коваля і просить його: "Ковалю, ковалю! Зроби мені такий
голос, як у Івашкиної матери". Коваль зробив їй такий голос, і вона на другу
п'ятницю оп'ять пішла раненько до бережка і заспівала тоне'ньким голоском:
"Івашечку, Івашечку! Приплинь, приплинь до бережка; бо я тобі принесла їсти-пити
і сороченьку біле'нькую".
Івашко не узнав уже, що це була не його мати, і сказав човничку, щоб він приплив
до бережка. Відьма схапала його і потащила до себе, приказала Марусі, дочці,
зжарить Івашка, а сама побігла скликать гостей. Маруся узяла лопату, що в пічку
хліб сажають, і каже: "Сядь, Івашку, на лопату". Івашко сів, да не так, як вона
хоче. Маруся толкує, як треба сісти, а він усе як будто не понімає і просить
Марусю: "Сядь сама, - каже, - покажи мені". Маруся сіла, а він її в пічку, -
вона і зжарилась. Сам вибіг із хати, взліз на дерево да й сидить.
Прийшла відьма з гостями, стукає в двері і кричить: "Марусю, Марусю! Одчини
двері". А Маруся не чує. "Видно, суча дочка пішла на досвітки[[26 - Собрание
молодежи с полуночи до рассвета (Ред.).]] - гулять з дівчатами да з парубками,
ілі до подруг пішла - косу у ленти заплітать". Стукала-стукала і у двері і у
окна да й виладила[[27 - Вынула, выставила.]] окно, пролізла в хату, одчинила
двері і ввела гостей. Дивиться - в печі жарена Маруся, подала на стол гостям і
просить їсти. От і гості і сама відьма, наївшись того м'ясця, вийшли із хати на
траву покататься, легли і кричать: "Покатимся, повалимся, Івашкиного м'ясця
наївшись!" А Івашко з дерева: "Покатитесь, повалитесь, Марусиного м'ясця
наївшись!" Відьма чує голос, да не бачить - відкіль він? Оп'ять: "Покатимся,
повалимся, Івашкиного м'ясця наївшись!" А Івашко: "Покатитесь, повалитесь,
Марусиного м'ясця наївшись!"
Відьма побачила Івашка і давай гризти дерево під Івашком; гризла-гризла,
переламала усі зуби і побігла к ковалю, щоб він зробив їй железні зуби; прийшла
назад і оп'ять начала гризти. Догризла до середини; в то врем'я гуси летять.
Івашко заголосив: "Гуси мої, гусенята, візьміть мене на крилята, однесіть мене
до батеньки; у його єсть много добра, єсть що їсти і пити". А гуси йому: "Нехай
тебе задні візьмуть!" Прилетілі і ті; він і їх просить, но і вони сказали:
"Нехай тебе візьмуть ті, що сзади летять". Прилетіли і задні, взяли Івашка і
однесли к батькові і матері, посадили на кришу хати, а самі тут же сіли. Тоді
баба напекла пирогов і ділить: "Цей тобі, діду, цей мені!" А Івашко з криши: "А
мені?" Баба дивиться, дивиться - нічого не бачить. Оп'ять: "Цей тобі, діду, а
цей мені!" А Івашко з криши: "А мені?" Вийшла баба із хати, глядь - а Івашко
сидить на криші; вот його зараз зняли з криши, а гусей накормили овсом,
пшеницею, напоїли і пустили летіть дальше. Івашко остався дома і тепер живе,
хліб жує і добром гусей вспоминає.
* * *
В некоторой деревне жил старик со старухой; детей у них не было. Однажды старик
поехал в лес за дровами; это было зимою. Старик нарубил дров, сколько нужно
было, да срубил еще лутошку. Приехал домой, дрова на дворе оставил, а лутошку в
избу принес и положил в подпечек. На третий день что-то в подпечке зашумело, а
потом кричит: "Тятя! Мама! Выньте меня". Старик со старухой испугались; да
слышат и в другой раз тот же голос: "Тятя! Мама! Выньте меня"; старик поглядел в
подпечек и увидел там небольшого мальчика. Вынул его оттуда, показал старухе, и
назвали его Лутонькою, стали его и кормить и поить.
Пришло лето, стал мальчик промышлять рыбною ловлею и тем промыслом кормил
старика со старухою. Старуха, бывало, придет к нему на ловлю и кричит[[28 -
Зовет.]] его: "Лутонь, Лутонь, Лутонюшка! Пригрянь, пригрянь ко бережку, а я
тебе дам пирожка с начинкою". Лутоня как заслышит голос матери - и подъезжает в
берегу; от матери берет кусок пирога, а ей дает рыбу. Однажды подглядела это
ягая-баба, пришла к тому месту и начала его манить к себе такими же словами, как
и мать кликала; Лутонюшка услыхал толстый голос ягой-бабы и сказал ей в ответ:
"Нет, не матушкин голос: очень толст! Поди, язык поточи!" С тем ягая-баба и
отправилась. После того приходит туда же старуха, его мать названая, и начала
манить: "Лутонь, Лутонь, Лутонюшка! Пригрянь, пригрянь ко бережку, а я тебе дам
пирожка с начинкою". Лутонька услыхал материн голос, подъехал к берегу, взял у
нее пирог, а ей рыбу отдал.
Старуха ушла, а ягая-баба выточила свой язык на точиле и немного погодя
прибежала на берег и стала манить Лутонюшку. Лутонька не узнал ее голоса,
подумал, что мать его зовет, подъехал к берегу; ягая-баба схватила его и утащила
в свою избу. У ягой-бабы было три дочери. Она приказала большей дочери истопить
избу жарко-жарко, Лутоньку ожарить, а сама ушла в поле гулять. Бо'льшая дочь
истопила избу, привела Лутоньку и велела ему садиться на лопату. Лутонька был не
плох, начал отговариваться, что не знает, не ведает, как сесть на лопату:
"Покажи, - просит, - как надо садиться?" Дочка ягой-бабы села на лопату, а
Лутонька взял лопату за черен[[29 - Рукоятка.]] и сунул ее в печь, а сам залез
на полдовку. Приходит ягая-баба и спрашивает Лутоньку; дочери вынули из печи
свою сестру и подали матери: она ее и скушала. Вышла на двор и говорит:
"Покатаюсь, поваляюсь на Лутонькиных косточках!" А Лутонька сидит на
полдовке[[30 - Полдовка - чердак (Ред.).]] да себе говорит: "Покатайся,
поваляйся на дочерних косточках!"
Ягая-баба увидела Лутоньку и закричала: "Как ни встану, а достану тебя,
Лутонька!" Достала Лутоньку и отдала дочерям, приказала его ожарить, а сама
опять ушла. Дочери истопили избу; середняя хотела посадить Лутоньку на лопату,
но он обманул ее и сунул самоё в печь. То же сделал он и с младшею. Ягая-баба
пришла домой, стала звать дочерей; нет никого. Вынула сама жареное и съела,
потом вышла на двор и говорит: "Покатаюсь, поваляюсь на Лутонькиных косточках!"
А Лутонька с полдовки отвечает: "Покатайся, поваляйся, дура, на дочерних
косточках!" Ягая-баба увидела его, осердилась и хотела достать. Лутонька
закричал жалобным голосом: "Ах вы, гуси, ах вы, лебеди! Прилетите ко мне,
вырвите по перышку". Гуси-лебеди прилетели, вырвали у себя по перышку, сделали
два крылышка и дали Лутонюшке; Лутонька взял и улетел от ягой-бабы к отцу, к
матери и стал вместе с ними жить-поживать да рыбку из воды таскать.
